Сестра Print
Сестра - Ольга Сергеевна Пушкина (1797-1868г.) Ольга Сергеевна Пушкина была всего на два года старше брата Александра, поэтому няня у них была одна на двоих: знаменитая Арина Родионовна. Те же сказки, те же колыбельные на ночь. Поначалу Оленьке матерью, Надеждой Осиповной, уделялось больше внимания, но потом череда смертей младших братьев и сестер (у Пушкиных умерло пятеро детей, осталось в живых только трое!), рождение брата Льва, ставшего любимцем, как-то отдалили девочку от нее. Больше старшими детьми занималась бабушка, Мария Алексеевна Ганнибал, женщина умная и с твердым характером. Но сказать, что они не чувствовали влияния матери и ее внимания, тоже нельзя. Под присмотром Надежды Осиповны выбирались воспитатели и гувернантки, режим их занятий, место прогулок, одежда, развлечения. Ольга Сергеевна свой характер - резкий, внезапно меняющийся, со вспышками гнева и веселья, унаследовала, надо думать, от матери. И в детстве очень от этого страдала, так как обуздывать капризы своей натуры еще не умела. Одевшись однажды на детский бал танцмейстера Йогеля не так, как подобало бы ее возрасту, она не подчинилась приказанию матери сменить прическу и наряд, надерзила ей, и за своеволие была наказана: ощутила тяжесть материнской руки, давшей пощечину. Девочка долго заливалась слезами, сидя в темноте, на старинном сундуке, но прощения у матери просить отказывалась наотрез... Неизвестно, чем бы закончилась вся эта история, не уговори ее бабушка Мария Алексеевна и брат Александр все-таки пойти к матери и повиниться. В совершенстве владевшая собой Надежда Осиповна, затаив обиду и в "воспитательных целях", могла не разговаривать с детьми неделями и месяцами! Домашнее образование Ольга Сергеевна получила весьма неплохое: ее, кроме танцев и языков, обязательных для всех, обучали еще истории, географии, началам алгебры и естествознания. Она хорошо писала и читала по-русски, ей не стоило труда сочинить сложную шараду, написать экспромтом буриме (шутливые стихи на заданные рифмы) или акростих (сложная форма стихотворения: из начальных букв каждой новой строки такого стихотворения складывалось имя человека, которому оно было написано; написать акростих удавалось немногим.). Знала она и английский язык, что было тогда довольно удивительно для барышни, но объяснялось просто: у нее была хорошая гувернантка и книги из отцовской библиотеки: Шекспир в подлиннике. Больше всего она любила "Макбета". Чтение ее было разнообразным: "Нравственный договор" Руссо перемешивался с нравоучительными романами мадам Жанлис. Ольга Сергеевна также очень хорошо рисовала, ее учитель, профессиональный живописец Ксавье де Местр называл ее способнейшей ученицей, с твердой рукой. Она любила животных, особенно собак и лошадей. Прекрасно ездила верхом. Но не чужды были ей и пешие прогулки. Лето в юности она обычно проводила с родителями в Михайловском или в Царском Селе, нередко с подругой Анной Вульф путешествовала по окрестностям Петербурга. Пушкин спрашивал ее в одном из сохранившихся писем: "Вернулась ли ты из своего путешествия. Посетила ли ты снова подземелья, замки, Нарвские водопады? Развлекло ли это тебя? Любишь ли ты по-прежнему одинокие прогулки? Чем ты развлекаешься? Что читаешь?" (Пушкин - сестре. 27.07.1821г) Из этих вопросов можно заключить, что Александр Пушкин нежно любил свою сестру и ее настроения, интересы были ему понятны и близки. Юношеская переписка между братом и сестрой пока не найдена, хотя бытует мнение, что долгие годы она хранилась у вдовы поэта, Натальи Николаевны, а потом след ее был утерян. То немногое, что уцелело, только подтверждает слова А.П. Керн, сказанные позднее: "Пушкин мало кого истинно любил, кроме няни и сестры своей". Ее письма к нему в Лицей за три года разлуки, вероятно, дышали мыслями о прочитанных книгах, прогулках, посещениях театра, домашних вечерах, когда Ольга Сергеевна музицировала и пела, стараясь взять на расcтроенном стареньком фортепьяно верную ноту Моцарта. Атмосферой этих писем, воспоминаниями о сестре пронизано стихотворение Пушкина, написанное в 1814 году, и присланное Ольге в Петербург. Юный лицеист в своем "тихом монастыре" мечтает о том дне, когда: Оставлю темну келью, Поля, сады свои Под стол клобук с веригой - И прилечу расстригой В объятия твои. (А. Пушкин "К сестре" 1814г.) Эта мечта осуществилась только летом 1817 года, когда Пушкин был выпущен из Лицея. Он тотчас приехал в Михайловское, где сестра жила с родителями. Это лето - самое счастливое, безоблачное в жизни поэта. Прогулки с сестрой, совместное чтенье книг, веселые чаепития у соседей в Тригорском... В библиотеке Пушкина сохранился экземпляр басен Лафонтена, подаренный ему сестрой, с шутливой надписью. Пушкин в суете Петербурга часто вспоминал прогулки с сестрой, задушевные разговоры. Мечтал об их повторении. Они были очень близки душевно. Многие пушкинисты не зря полагают, что большинство своих характерных черт знаменитая пушкинская Татьяна унаследовала именно от тоненькой, высокой, черноглазой барышни, бродящей "с печальной думою в очах, с французской книжкою в руках" по холмам Михайловского. Барышню эту звали Ольга. Она была хороша собою и умна, но существование ее было невеселым. В пушкинистике, исследовательской и мемуарной, есть только глухие упоминания о том, что в жизни Ольги Сергеевны была какая то сердечная тайна, драма, неудачный роман. Пушкин об этом знал. И старался утешить сестру, как мог. С этим, пожалуй, и связано обилие участливых вопросов в приводимом нами письме. Немного позже поэт напишет, уже из Михайловской ссылки (которую сестра собиралась с ним разделить и не сделала этого только благодаря его уговорам): "Милая Оля, благодарю за письмо, ты очень мила и я тебя очень люблю, хоть этому ты и не веришь.." (4 декабря 1824 года, Михайловское) Она верила. Верили этому и друзья поэта, в частности Петр Андреевич Вяземский. Зная, какое глубокое духовное влияние Ольга Сергеевна имеет на брата, он считал, что она и только она сможет примирить его в ссоре с отцом и не допустить, чтобы слухе о конфликте дошли до столиц или - еще хуже - до государя! Сергей Львович обвинял сына в непочтительности, "противуправительственных взглядах", еще бог знает в чем, даже в том, что он проповедует "афеизм (атеизм) сестре, небесному созданию" (строка из письма Пушкина В.Ф. Вяземской, октябрь 1824 г). Именно поэтому князь Вяземский и решился написать сестре поэта письмо, очень тонкое и умное. В нем мы читаем: "Убедительно прошу Вас ...умолять его сделать миролюбивые шаги по отношению к Вашему отцу, заставив его понять, что этот мир необходим для Вашего спокойствия. Кроме того, я опасаюсь для него того впечатления, которое может произвести в свете и в уме самого императора его ссора с родителями. Мы живем в такое время, когда все становится известным. У Вашего брата есть враги, они не преминут обрисовать его в глазах императора человеком, который восстал против всех законов божеских и человеческих, который не выносит ни малейшего ограничения, из которого получится дурной гражданин, так как он дурной сын". (П.А. Вяземский - О.С. Пушкиной декабрь 1824 г.) Это весьма важное и умное письмо могло быть написано, повторим, только тому, кто хорошо знал и понимал все "подводные течения" в судьбе Пушкина. Не имея возможности полностью довериться почте, Вяземский давал понять Ольге Сергеевне, что хлопоты друзей о возвращении поэта из ссылки могут завершиться ничем из-за слухов о его поведении, которые усиленно распространял Сергей Львович. При этом автор намекает и на единственное средство, которое может заставить Пушкина извиниться перед отцом: он пойдет на это, если увидит, что его ссора с родителями приносит вред сестре. Мы так и не знаем достоверно, что заставило Пушкина примириться с отцом: хлопоты и письма друзей, слезы матери, беспрестанно повторявшей: "Что будет со мной, если тебя вдруг посадят в крепость?!", или уговоры сестры... Возможно, все вместе взятое. В январе 1828 года дружеские отношения брата и сестры приняли новый оборот. 27 января 1828 года, в Петербурге, Ольга Сергеевна поутру тихонько вышла из родительского дома и села в сани, где ее уже ждал будущий муж - соученик брата Ольги Сергеевны, Льва, по Благородному пансиону при Царскосельском лицее. Возможно, Ольга Сергеевна и познакомилась с ним, навещая брата, или позднее, на одном из вечеров или званных ужинов. Николай Иванович Павлищев был образованным человеком, переводчиком, автором научных трудов, издателем, чиновником Департамента народного просвещения. Впоследствии, откомандированный в Варшаву, он становится управляющим канцелярией генерал-интенданта Царства Польского, сенатором и тайным советником (Л. Черейский. Пушкин и его окружение. Биографический справочник. М. "Наука" 1988 г.). Должности немалые и тем более удивительно читать постоянные жалобы г-на Павлищева на безденежье в письмах к Александру Сергеевичу и Сергею Львовичу Пушкиным. Именно его мелочность и скаредность доставила немало неприятностей поэту и отравляла и без того нелегкую жизнь Ольги Сергеевны. Но тогда романтическое начало брака - тайное венчание - не предвещало будущих несчастий и недоразумений. Любимый брат выступил в роли посаженного отца, Анна Петровна Керн - в роли посаженной матери, барон Антон Дельвиг предоставил для званного ужина свою квартиру. Там Александр и благословил сестру иконой Иверской Божьей матери от имени родителей. Трудно сказать, почему они так решительно противились браку дочери с Павлищевым, особенно Сергей Львович... Не думаю, что их останавливала бедность жениха или его возраст... (Он был на пять лет моложе Ольги Сергеевны, ей к тому времени было тридцать.) Скорее, они, как люди умудренные опытом светской жизни, почувствовали почти сразу и критически восприняли те черты в ее муже, о которых мы уже упоминали. Добавим сюда еще и зависть, и черствость. Они будут видны в письмах Паавлищева в дальнейшем. Но пока... Надежда Осиповна, скрепя сердце, соглашается с поступком дочери, отец упрямится еще два часа, но после уговоров Александра сдается. Ольга Сергеевна становится Павлищевой, сохранив родственные связи. Новым родственникам трудно приходилось уживаться с зятем. Николай Иванович требовал сначала приданного, а затем, в 1835-36 гг., когда уже не было Надежды Осиповны, раздела имущества, выделения части наследства для Ольги Сергеевны и продажи Михайловского. После того, как постаревший и измученный болезнями Сергей Львович передал все бразды правления имуществом сыну-поэту, г-н Павлищев измучил последнего бестолковыми и нудными письмами, заполненными подсчетами и расчетами. Александр Сергеевич писал по этому поводу жене, Наталье Николаевне, в откровенном письме от 11 июня 1834г: "А делать нечего. Если не взяться за имение, то оно пропадет же даром. Ольга Сергеевна и Лев Сергеевич (брат поэта, служивший на Кавказе) останутся на подножном корму, а придется взять их мне же на руки, тогда-то и наплачусь и наплачусь (Пушкин горько каламбурит!), а им и горя мало. Меня же будут цыганить. Ох, семья, семья!" Горя, однако, было много. Ольга, безмерно любившая брата и очень тонко понимавшая все то, что творилось в его душе, жалеющая отца, одинокого и старого, металась между двух огней. Она то жила в Варшаве, то разъезжалась с мужем. Содержание он ей в этом случае выплачивал нерегулярно, а то и вовсе не платил. Ей надо было жить в Петербурге - городе очень дорогом - на деньги брата или отца. Чаще брата. Неоднократно Наталья Николаевна и Александр Сергеевич приглашали Ольгу Сергеевну жить в свой дом, но она отказывалась. Это было неудобным, неэтичным, как она считала, хотя невестку свою не то, что любила - боготворила, также как брат, защищая от непомерных притязаний высшего света! Значит ей с малышом-сыном надо было снимать жилье. И снова помогал брат-поэт... Она пыталась умерить материальные притязания своего мужа, но все было тщетно. Кроме того, здоровье Ольги Сергеевны после тяжелых родов стало неважным, болезни отнимали много сил. Начали беспокоить глаза. Несколько раз врачи находили ее состояние очень опасным. Созывались консилиумы, врачи настаивали на строгом режиме без сердечных волнений и нервных срывов, но Ольга Сергеевна лишь вздыхала: разве это было возможно! И по осенней распутице (в 1836 г) с малолетним сыном ехала из Михайловского в Варшаву, а оттуда неслись к брату Александру письма с просьбой: "заложить булавку и фермуар или продать по вашему усмотрению" - денег на жизнь не хватало. Или муж делал вид, что не хватало... Она как-то скажет ему с горечью: "Мой бедный брат готов осквернить свой поэтический гений и осквернить его единственно для того, чтобы удовлетворить насущным материальным потребностям!" (О.С. Павлищева - мужу 28 апреля 1832 г. Петербург) Она опять была едва ли не единственным человеком, кто понимал всю тяжесть груза, лежащего на плечах поэта... Но была и всего лишь женщиной, любящей сестрой, "небесным созданием", и не могла защитить и уберечь. Февральская трагедия 1837 застала Ольгу Сергеевну в ее доме, в Варшаве, на Медовой улице. Она ждала появления на свет второго ребенка (в мае1837 у нее родилась дочь Надежда.) Даже годы спустя она не могла без слез вспоминать те дни!.. Множество знакомых и незнакомых людей приезжали на Медовую, чтобы выразить соболезнование сестре великого поэта, разделить с нею ее горе. С опухшими от слез и бессонницы глазами она принимала всех безотказно, несмотря на самочувствие, а потом, оставшись одна, долго перебирала листочки писем, стихотворений, которые бережно хранила в шкатулках, не в силах поверить во все случившееся! Она обвиняла красавицу-невестку в легкомыслии и беззаботности, опомнившись, ругала себя, плакала, и снова обвиняла и прощала! И так было каждое 10-е февраля... Шли годы. Вырос ее сын Левушка, учащийся в Петербурге и неуловимо походивший на любимого брата. Он пропадал все дни напролет в семье невестки Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской, где его любили и баловали. Она поручила сына заботам невестки, зная, что щедрое и горячее сердце "Мадонны" Александра не оставит мальчика без материнской заботы и внимания. Так оно и было. Раздоры с мужем все продолжались. Он втягивал больную Ольгу даже в споры с биографами покойного брата - Анненковым и Бартеневым - о точности воспоминаний. Он обвинял их в искажении фактов, подделке воспоминаний... Следы этих раздоров сохранились в переписке Бартенева и Анненкова с душеприказчиком Пушкина Сергеем Соболевским. К счастью, у П. Бартенева в руках была тетрадь с собственноручно записанными воспоминаниями Ольги Сергеевны. Она подарила эту тетрадь Бартеневу в 1851 году и вместе с Соболевским - искренним другом и почитателем Пушкина, человеком чрезвычайно порядочным - они сумели ответить на несправедливые и обидные упреки "щепетильного" родственника. Все эти споры и недоразумения плохо отражались на слабом здоровье Ольги Сергеевны. В 1862 году она фактически потеряла зрение. Постоянно нуждалась в посторонней помощи. Но находила силы диктовать своему сыну Льву отрывки из воспоминаний, семейные предания, легенды. Она ведь не могла проверить, что он пишет, и не знала, что обожаемый сын умышленно исказит не только многие факты из биографии своего гениального дяди, (которого, кстати, любил и очень хорошо помнил), но даже и отрывки из семейной переписки, а некоторые письма и вовсе - придумает, да так похоже, что не отличишь от подлинных! Талант к сочинительству передался по наследству. Хорошо, что подлинники писем сохранились и попали в музей, иначе никогда не знать бы нам правды о поэте! Зачем Лев Николаевич Павлищев пошел на такую сознательную фальсификацию - неизвестно и непонятно. Но это - другая тема. Ольга Сергеевна Пушкина-Павлищева скончалась 2 мая 1868 года, после долгой болезни. Муж ее почти сразу же женился на женщине, с которой был связан отношениями уже много лет. Дети жили своей жизнью. А ей оставалась слава "бесценного друга", "милой сестры", "небесного создания"... Слава, которую мы ищем и находим в куплетах ранних стихов русского гения, в строчках его первых и почти самых последних писем. Она навсегда осталась рядом с ним. Большего ей нельзя было бы и желать. Такую память и такую любовь ничто затмить не может. Даже быстротечное время...
 
Joomla SEF URLs by Artio

Чуть-чуть рекламы

При поддержке:

RUCENTER



Яндекс цитирования

СМИ о сайте

КП
Наше слово