С Толстым |
«Между прочим, — записывает М. И. Семевский рассказ Алексея Вульфа, — надо и то сказать, что Пушкин готовился одно время стреляться с известным, так называемым американцем Толстым». (Толстой Федор Иванович — граф, участник Отечественной войны 1812 года, отставной гвардейский офицер, авантюрист, бретер и карточный игрок, послуживший прототипом Грибоедову и Льву Толстому. — Ред.)... Где-то в Москве Пушкин встретился с Толстым за карточным столом. Была игра. Толстой передернул. Пушкин заметил ему это. «Да я и сам это знаю, — отвечал ему Толстой, — но не люблю, чтобы это мне замечали». Вследствие этого Пушкин намеревался стреляться с Толстым и вот, готовясь к этой дуэли, упражнялся со мною в стрельбе из пистолета...».
О том, откуда идет долгая история взаимной вражды Федора Толстого и Пушкина, говорят разно. Пушкин и сам, вероятно, толком не знал, за что же конкретно не любить ему Толстого. «Сказывают, что он написал на меня что-то ужасное». Что ж такого ужасного написал Толстой? Об этом можно узнать, не слишком подробно правда, из дневника кишиневского знакомца Пушкина, военного топографа Ф. Н. Лугинина: «Носились слухи, что его (Пушкина. — Ред.) высекли в Тайной канцелярии, но это вздор. В Петербурге имел он за это дуэль. Также в Москву этой зимой хочет он ехать, чтоб иметь дуэль с одним графом Толстым, Американцем, который главный распустил эти слухи...» В тогдашнем обществе граф Федор Толстой аттестовался личностью «необыкновенной, преступной и причудливо привлекательной». Кличку свою — «Американец» — получил он за то, что, будучи участником плавания Крузенштерна, был высажен за провинность на Алеутские острова... Это одна из тех русских по характеру личностей, которым было тесно в рамках своего времени. Известный задира, дуэлянт и картежник, от отличался необычайной храбростью и страстью к приключениям. «На корабле (у Крузенштерна), — вспоминает племянница Толстого, известная мемуаристка М. Ф. Каменская, — Федор Иванович придумывал непозволительные шалости. Сначала Крузенштерн смотрел на них сквозь пальцы, но потом пришлось сажать его под арест. Но за каждое наказание он платил начальству новыми выходками, он перессорил всех офицеров и матросов, да как перессорил! Хоть сейчас на ножи! Всякую минуту могло произойти несчастье, а Федор Иванович потирал себе руки. Старичок корабельный священник был слаб на вино, Федор Иванович напоил его до положения риз и, когда священник как мертвый лежал на палубе, припечатал его бороду сургучом к полу казенной печатью, украденной у Крузенштерна. Припечатал и сидел над ним; а когда священник проснулся и хотел приподняться, Федор Иванович крикнул: «Лежи, не смей! Видишь казенная печать!» Пришлось бороду подстричь под самый подбородок...» «Судя по рассказам Федора Ивановича, он и на острове продолжал бедокурить, живя с дикарями, пока какой-то благодетельный корабль не подобрал его — татуированного с головы до ног». |